«Наверное, каждый может попытаться объяснить, почему стал священником или, врачом, учителем, сталеваром. Хотя четкую причинно-следственную связь выстроить сложно, потому как пути Промысла Божия неисповедимы…»
Протоиерей Александр Белый-Кругляков, настоятель храма Всех Святых в земле Российской просиявших г. Усть-Илимска
Свою логику я выстроил. Не знаю, насколько она наивна в очах Божиих. Я рос в атеистической семье, где о Боге ничего не говорилось. Если говорилось, то в тех же общих рамках, в которых все советские люди – красили на Пасху яйца или говорили: «Слава Богу!», «не дай Бог!». Мой дед по матери учился в Черниговской семинарии, он не стал священником, но мои мама и бабушка многое зная о вере и Церкви — ничего не говорили. Видимо в силу страха перед тогдашней идеологией — мама была членом партии и депутатом местного уровня несколько созывов.
С детства было какое-то мистическое чувство, ощущение того, что рядом есть что-то невидимое. С этим были связаны определенные страхи, тревожные сны. Подростком, когда ходил через лес (а мы жили в регионе, где было много леса и часто через лес приходилось ходить) — было ощущение, что я здесь не один. Когда бабушка умерла, чувствовал, что она на меня смотрит, особенно, если делал что-то плохое.
Может быть, все испытывают, примерно, то же самое. Я очень тяжело пережил в детстве мысли о смерти. Для ребенка эти мысли не естественны, кажется, что ты будешь жить вечно, и всегда будет прекрасный мир с мамой и с папой. Мне было лет пять, когда от мысли, что когда-нибудь я умру, перестал есть. Отец тогда сказал — некоторые люди верят, что человек переселяется. Вот один умер, другой родился, твоя личность уйдет в него. На какое-то время это успокоило. Гораздо позже пришло понимание бессмысленности таких переселений, когда «переселившись», не знаешь, кем ты был, не осознаешь себя той же самой личностью. Это все равно, что постоянно умирать заново. Потом пришли мысли о смерти родителей.
Во время службы в армии, в Афганистане, в сложных ситуациях, неосознанно начинал Кого-то просить: «силы небесные, если Кто-то там есть, услышите и помогите!».
После службы в армии мы с супругой много читали вечерами. Эта страсть к чтению была привита родителями и в моей, и в ее семье. Когда у нас было уже двое детей, уложив их спать, читали. Мечтали, обсуждали прочитанное, и незаметно стали размышлять о смысле жизни. Любой, придуманный нами смысл, упирался в смерть, которая придет неизбежно. И тогда получалось, что надо искать смысл смерти, а не жизни. В этот момент попалась книжка Джека Лондона «Мартин Иден», в конце которой герой, достигший всего, о чем мечтал, совершил самоубийство. На меня это произвело сильное впечатление и, видимо, наши переживания, поиски Господь увидел и послал нам хорошего священника.
Люба преподавала фортепиано в музыкальной школе, и дочь местного батюшки попала к ней в класс учиться. Познакомилась с родителями, они ходили на собрания в школу. Ей стало интересно, что это за такое — в наше время (80-е) вдруг священник с матушкой, еще и дочь в музыкальную школу отдали, они же должны быть безграмотными и темными. Она им тоже понравилась, стали приглашать в гости, потом на клирос. В какой-то момент я даже стал ревновать ее к храму, казалось, что она слишком часто туда ходит.
Когда мне попалась в руки принесенная ею книжка, Александра Шмемана «Крещение водой и Духом», я её открыл с желанием разоблачить эту религиозную пропаганду. Так и сказал: «Давай я сейчас открою и объясню тебе всю эту ложь». Но вслух прочитал только одну первую страницу. Все оказалось серьезней, чем я мог предположить — подожди, говорю, мне надо это прочитать самому. И когда прочитал эту книжку (думаю, что большую часть я не понял), для меня вдруг открылось, что существует некий пласт в жизни, в мысли человеческой, о существовании которого даже не представлял. Это так увлекло, что захотелось прочитать что-то еще. У священника оказалась хорошая библиотека, мы с ним познакомились. В конце концов, я прочитал Евангелие, и меня оно потрясло сразу. Вдруг почувствовал, что это не человеческие глаголы, а глаголы Божии. Знаю, что не у всех так происходит, но со мной произошел полный переворот.
Тогда оставил свою хорошо оплачиваемую работу и ушёл в храм сторожем. Молодых людей в нашем провинциальном соборе было мало, и я быстро двигался по карьерной лестнице. Становился кочегаром, чтецом, певцом, алтарником, пономарем. В конце концов, на собрании меня избрали старостой. Я ходил со связкой ключей от всех церковных складов и чтобы усилить этот образ, носил хромовые сапоги, брюки галифе. Мои друзья считали, что Белый сошел с ума. Меня это устраивало, потому что на вопросы тогда отвечать было сложнее.
Однажды с отцом Иаковом мы приехали в Иркутск, и меня увидел владыка Хризостом. Он подозвал и спросил, что вы делаете в церкви? Я растерялся, не знал, что ему ответить, потому что владыка Хризостом был в наших глазах настоящей духовной глыбой… Хризостом в переводе с греческого – златоуст и владыка совершенно соответствовал своему монашескому имени. Он говорил удивительные проповеди, было ощущение, что не слова, а «ядра» бросал в народ. Он мне тогда очень важную вещь сказал: «Если ты пришел в храм искать хороших, добрых людей и доброе общество, в котором тебе будет комфортно, то ты ошибся. Очень трагично ошибся, здесь такие же люди, как везде, а иногда ты встретишь хуже, чем за стенами храма. Но если ты пришел искать Бога, ты правильное место выбрал – ты здесь Его найдешь». Это очень многое определило в моей жизни. Искушения неизбежны, недостатки в церковной жизни всегда были, есть и будут, Церковь состоит из людей, а люди все грешные. Меня это никогда не смущало, потому что этой фразой он меня сразу направил — надо искать Бога, а не комфорт среди хороших людей. Это избавило от многих иллюзий и предотвратило разочарования. Он предложил мне сан, и я согласился. И с тех пор, уже 30 лет являюсь священнослужителем.
А начиналось все в городе Тулуне, который наводнение 2019 года сделало известным на всю страну. Когда-то это был никому не известный провинциальный городок. В основном — частный сектор, были и пятиэтажные дома, но в основном частный сектор. Население в советское время не превышало 50-60 тысяч человек.
В этом городе было два храма – один каменный Покровский собор, построенный в начале прошлого века, другой деревянный Никольский на вокзале. Отца Иакова перевели из Иркутска как раз в Покровский собор. Он был моим духовником, пока не познакомил меня с отцом Анатолием Яковиным, который в дальнейшем был нашим общим духовником на двоих. Обоих дорогих моему сердцу батюшек давно нет среди нас. Отец Иаков очень многое мне дал, как первый священник, я во многом его копировал. Он часто говорил — я маленький кораблик, перевожу с берега на большой корабль, а там дальше плывите сами.
Благодаря своей деликатности отец Иаков многих людей привел к вере. Я был безумно гордый и если бы меня сразу стали жестко смирять, наверное, ушел бы из храма. Поэтому, когда предъявляются требования очень строгие к приходящим в церковь, вспоминаю себя – я просто ушел бы и все. А отец Иаков был деликатный – он вежливо говорил, чувствовалось, что боится обидеть, задеть. Постепенно, все очень постепенно. Наверное, на мой склад характера это сильно действовало, и было фактором, ускорившим воцерковление.
А в дальнейшем был отец Анатолий Яковин, известный во Владимирской епархии священник, духовник Гусь-Хрустальского благочиния, к сожалению, он погиб в автокатастрофе в 2001 году, по пути в Дивеево. С тех пор духовника у меня нет и я в этом не одинок – у многих священников нет духовников в наше время.
Духовничество бывает двух типов. Есть духовничество монашеское, когда человек не имеет никаких обязательств ни перед государством, ни перед семьей, ни перед кем-либо вообще – он просто ушел от мира в монастырь. И тогда он полностью отдает свою волю своему духовнику, ему открывает свои помыслы, полностью доверяет ему свою жизнь. При этом духовником в монастыре выбирали старцев, достигших хоть какой-то степени бесстрастия.
Духовничество в миру должно быть другим – по мнению многих отцов Церкви это должно быть «советование». Такие отношения не накладывают на прихожан непреодолимых обязательств. Прихожанин городского храма имеет обязательства перед семьей, перед детьми и родителями, пред государством и своим работодателем. Поэтому не может полностью свою волю отдать священнику – это было бы неправильно. Тот, кто берет на себя (имею в виду и священников и прихожан) монашеский образ духовничества — поступает не разумно, это чревато многими ошибками. Кто из нас городских священников достиг бесстрастия — таких единицы. Мы страстные люди, поэтому надо быть осторожным, помнить, что я в чем-то могу ошибаться. По вере вопрошающего, Бог может внушить тебе сказать именно то, что ему полезно. Но не нужно постоянно уповать на это, все мы грешные, можем заблуждаться, ошибаться, иметь разное отношение к людям.
Сейчас много об этом пишут, и я не открою Америку, если скажу, что нужно просто читать Священное Писание, поучения святых отцов, и там мы найдем ответы на многие свои вопросы. А бездумная отдача своей воли духовнику в миру может воспитать в прихожанах безответственность, духовную инфантильность. Бог дал нам свободу воли, чтобы мы мужали. Пусть мы будем иногда ошибаться, на ошибках учатся – это не страшно. Главное, чтобы была устремлённость ко Христу, к Царствию Небесному. Все остальное пусть будет второстепенным, тем, что приложится, если Богу будет угодно.
Как вы относитесь к все большему индивидуализму среди прихожан?
Церковными людьми называю тех, кто ходит на вечерние богослужения. Для меня это критерий – если человек ходит на бдения, на вечерние службы – это церковный человек. Тех, кто ходят только на Литургию, я не вычеркиваю из церковной жизни, но стабильными церковными людьми я считаю тех, кто ходит на вечерние службы. Так вот они все равно прислушиваются к тому, что говорит священник в проповеди, в личной беседе, на исповеди. Может они не всегда строго этому следуют, но они прислушиваются, и это очень важно, это их объединяет.
Индивидуализм — это общая проблема современного мира. Но я вижу в этом и положительный момент. Ведь общинная жизнь тоже чревата опасностями. Когда люди увлекаются каким-то священником и целая группа прихожан строит именно вокруг него всю свою жизнь, это нередко превращается в подобие секты. Идеализируя своего пастыря, свою общину мы начинаем относиться к другим свысока или с подозрением. Бывает, что один храм дружит против другого, одна община противопоставляется другой.
Приходская жизнь в Сибири чем-то отличается?
Восточная Сибирь – это громадная территория, на которой живет очень мало людей. Иркутская область равна по площади нескольким европейским странам, и здесь живет всего 2,5 миллиона человек. Это, вместе с суровым климатом, формирует ментальность местных жителей. Они больше рассчитывают на свои силы, меньше надеются на помощь чиновников. К чужакам здесь подозрительны, но если ты с кем-то подружился, то это надолго, это очень крепко и в беде тебя не бросят – это точно совершенно. Сибиряки, как мне кажется, отзывчивее на чужую боль. Здесь меньше священников и в силу этого священники между собой дружнее. Мы редко друг друга видим и рады, когда встречаемся.
Там, где священников много, возникают некоторые проблемы во взаимоотношениях. Здесь мы далеко от архиерея. Раньше от Усть-Илимска до архиерея было 1000 километров, мы редко виделись, владыка приезжал сюда раз в пять лет, поэтому были всегда рады встрече. И сейчас, когда выделилась из митрополии Братская епархия, до архиерея 250 километров. У нас второй в епархии кафедральный собор, владыка сюда приезжает четыре раза в год.
Мы рады, когда он приезжает, любим архиерейскую службу, потому что она у нас редкая, для прихода это событие. Там, где архиерей всегда рядом, может, по-другому к этому относятся, у нас вот таким образом.
Какие здесь плюсы?
В Усть-Илимске 40 лет назад ничего не было, просто тайга. Затем начались три комсомольско-молодежные стройки: строили ГЭС, строили большой завод, выпускающий целлюлозу и сам город. Никаких традиций – ни хороших, ни плохих не было.
С одной стороны, казалось бы, отсутствие церковных традиций – плохо. С другой стороны, в возможности начинать с чистого листа есть свои преимущества. В 1992 году, когда меня перевели из Иркутска в Усть-Илимск, на службе людей приходилось учить элементарным вещам. Как прикладываться к иконе, как подходить под помазывание. В этом смысле удивителен Промысел Божий и действие Его Духа Святого, что теперь здесь несколько храмов, самостоятельные приходы, священники.
За тридцать лет изменения произошли колоссальные. В 80-х Иркутская епархия распространялась до Тихого океана — полстраны. На всей этой безграничной территории было 36 действующих приходов. Сейчас, только Иркутская область разделена на три епархии и только в Братской епархии примерно пятьдесят приходов. Некоторые говорят – нет никакого церковного возрождения, а я на протяжении этих трех десятков лет вижу, что произошли колоссальные изменения, они просто нам не заметны, потому что происходили постепенно.
Какие здесь недостатки?
Усть-Илимский район по площади примерно равен Московской области. На всей этой территории живет 110 тысяч человек. Представьте Московскую область и 110 тысяч человек. Люди живут, в общем, достаточно бедно. Мы знаем, что епархия существует на взносы храмов – так называемый епархиальный взнос, на который содержатся епархиальные отделы, организуются общецерковные мероприятия. Мы также знаем, что Московская патриархия содержится за счет взносов епархий и это нормально, я считаю. Но вот эти взносы, как я думаю, рассчитываются Москвой из количества жителей. В границах Братской епархии проживают 540 тысяч человек и, видимо, на эти 540 тысяч человек рассчитывается взнос. Наверное, здесь есть какая-то логика — работайте, братия, чтобы все люди стали церковными, тогда вам легче будет содержать и епархию, и патриархию. Но материальное благополучие тех, кто живет здесь и в Москве совершенно разное. Поэтому должны быть разные подходы. Сейчас мы все чувствуем кризис материальный, стало меньше денежной массы. Наверное, не правильно, что об этом говорит священник, но это всех касается, в том числе и храмов, которые нужно содержать, платить за тепло, свет, налоги, зарплаты, взносы, ремонтироваться, покупать утварь. Мы стали задумываться, что происходит и как будет дальше.
Я все же рад, что живу в Сибири, я сам сибиряк. Рад, что здесь служу. Наверное, у всех, живущих в Сибири, рано или поздно, возникает мысль — уехать бы куда-нибудь, где теплее, где слаще. Эти мысли посещали и меня. Сейчас я так не думаю, этот период прошел, мне нравится наш регион, наш белый снег, наши высокие сосны и такие же высокие березы. Мне нравятся люди, которые здесь живут, нравится наша община, в общем, ничего в своей жизни менять не хочу. Если только Промысел Божий как-то все поменяет. Из пятерых детей трое уже уехало в Москву, всех тянет в Москву. Из Восточной Сибири, с Дальнего Востока, колоссальный отток населения на запад. Многие едут именно Москву покорять. Государство предпринимает какие-то меры, чтобы удержать людей на Дальнем Востоке, но мне кажется, пока эффекта нет. В этом году десятки тысяч людей уехали из Иркутской области, хотя у нас и так населения не много.
В советское время, здесь жить было престижно, живущим на севере, государство выделяло преференции. Сейчас этого практически нет, стало тяжело с работой, трудно детей поднять, воспитать, выучить. В Усть-Илимске один ВУЗ — филиал Байкальского университета. Часто спрашивают – много ли у вас в храме молодежи? Да ее в городе немного, подавляющее число уезжают учиться в Красноярск, Новосибирск, Иркутск, ну и в Москву, конечно, с Питером.
С другой стороны, православная вера связана с поиском смысла жизни, с серьезными мировоззренческими размышлениями, для молодежи это далеко. Молодым свойственно думать о других вещах. Поэтому нормально, когда они, что-то пережив, приобретя опыт, приходят сюда в зрелом возрасте. Мне кажется, не нужно любыми методами затягивать молодежь в храм. Нужно так устраивать приходскую жизнь, чтобы им комфортно было, если они приходят. Но прямо уговаривать их, ради этого ездить на байках или рок-музыку исполнять, доказывать, что «мы тоже такие», не правильно. Это мое частное мнение.
Примерно четверть горожан уехали из Усть-Илимска. Остались те, кто нашел себя здесь. Есть ГЭС, есть лесопромышленный комплекс — это градообразующее предприятие. Не думаю, что Усть-Илимск умрет, хотя, есть целая наука о малых городах, одним из постулатов которой является утверждение, что если город набирает 200 тысяч населения — он будет жить. Инфраструктура так развивается, что даже если градообразующего предприятия не будет, город будет жить. А до 200 тысяч всегда будет опасение — выживет, не выживет.
Может ли Церковь на это повлиять?
А как она может повлиять? На севере людей удержать можно только какими-то преференциями. Если Церковь будет себя «хорошо вести», Слава Богу, она и должна себя хорошо вести, людям, которые здесь живут, будет хорошо в Церкви. Но у нас нет рычагов, с помощью которых мы могли бы остановить отток населения. В городе два храма. В одном община — человек триста, считается, что это большая община, которая может содержать храмовый комплекс без спонсоров. В другом храме, на окраине, около ста человек. Вот 400 человек, это даже меньше процента. На Пасху могут прийти тысячи, но постоянных прихожан на город 400 человек. Какую бы мы не устраивали прекрасную жизнь, на город в целом повлиять сложно. С одной стороны, можно сказать, что, наверное, мы плохо трудимся, раз так мало людей в храме. С другой стороны мы читаем в прессе, что это общая тенденция – два процента максимум. Не тех, кто называет себя православными, а действительно постоянных прихожан. Плохо это или хорошо? Наверное, это нормально. Господь же не сказал: «Не бойся, все человечество, ибо тебе дано Царствие Божие», Он сказал: «Не бойся, малое стадо!». Если это в глазах Самого Христа очевидность, то почему мы должны выпрыгнуть из себя, для того, чтобы сделать по-другому? Желание воцерковить и спасти весь мир – оправдано для человека, который хочет чего-то хорошего, но оно совершенно не реально, с этим нужно смириться.
В совсем маленьких городках могут произойти заметные перемены, связанные с церковной жизнью. Особенно если появится священник — совершенно выдающаяся духовная личность. Согласитесь, что это не часто бывает и это тоже, наверное, нормально. Не все из нас святые, продвинутые и духовно беспорочные, но такое бывает — тогда вокруг священника многое меняется. Знаю случаи, когда один священник приезжал в северные территории и собирал тысячную общину, они собирались именно вокруг личности. Это имеет свои положительные и отрицательные стороны, но все равно это не так часто.
Недавно видел криптограмму, отображающую плотность населения России. Огромная вавилонская башня в Москве, поменьше в Питере, дальше в Екатеринбурге и Новосибирске. Остальное равнина и это печально. С другой стороны, это проблема не нынешней власти, так было всегда, потому что территория громадная, большей частью холодная, неосвоенная, трудная для жизни человека. Не нужно думать, что когда-нибудь мы сделаем здесь все, как в Швейцарии. Это Россия, ничего с этим не сделаешь. В этом может быть наше преимущество, громадные просторы и холодный климат, отложили глубокий отпечаток на менталитете русского человека. Наш народ живуч, терпелив, он все снесет, никто не сможет его подавить. Какое-то время могут над нами поглумиться, но рано или поздно народ все это скинет с себя, потому что мы и так привыкли к трудной жизни и нас не просто взять и через колено сломать.
И у нас в Усть-Илимске, и в Братске особенно, заметен советский дух. Советское далеко не все плохое, но недоверчивое отношение к религии осталось. Здесь укоренившийся комсомольский настрой. Хотя в Усть-Илимске не успели построить ни одного памятника Ленину, улица есть, а памятника нет. Для того чтобы это изменить, нужно время, очень долгое время или какие-то серьезные события, способные заставить переосмыслить свою жизнь.
Как вы относитесь к мнению, что в Русской Церкви слишком мало священников?
Опасно впасть в крайности, создать еще большие сложности. Можно ведь пойти по пути рукоположения всех желающих, и будет много священников. Но хорошо ли это будет? Негативной информации о таких поспешно рукоположенных священниках будет все больше и это станет антипроповедью. Мне думается, нужно рукополагать именно тех ставленников, которые хотят спасаться. Если ставленник думает, что он пришел реализоваться в Церкви, реализовать свои таланты, способности, то он в зоне риска. Такие люди считают Церковь полем, в котором они построят свою жизнь. Из этого часто получаются трагедии, разочарования, выгорание.
А если человек пришел спасаться, то это тот, кто нужен Церкви. Да, будет священников меньше – но лучше меньше, но лучше. Если бы я был епископом (ох не дай Бог), я бы многих запретил и сана лишил (смеется). Но, слава Богу, раз я не стал епископом, значит, я неправильно мыслю, Бог мыслит по-другому.
Мы понимаем, что Таинства совершаются в любом случае. Если человек правильно, канонически рукоположен, совершаются Таинства, которые он священнодействует. Но все-таки хотелось бы, чтобы среди нашей братии, я и себя, конечно, включаю в это число, больше было переживающих о собственном спасении, а не о том, как бы реализоваться в Церкви. Вот, что я думаю об этом. Архиереям виднее, патриарху виднее, синоду виднее, эту проблему они как-нибудь решать без меня.
Что могут сделать священники, если их собрат призывает прихожан отказываться от паспортов, телефонов и т.д.?
Когда священник призывает отказываться от паспортов, телефонов, девушек призывает жить в миру, как в монастыре — это плохо. Это говорит о том, что сам священник переживает болезненный период роста. Он, возможно, все это перерастет, многие проходили через такое искушение, через ревность не по разуму. Но вред, который он наносит, иногда непоправим. Сослужители такого пастыря должны вести свою проповедь и говорить о духовной жизни, о борьбе с собой, о молитве, любви к ближним. Запретить ревнителю не по разуму проповедовать свои заблуждения может только епископ. Мы, священники, не имеем такой власти, так устроена Церковь, с этим нужно смириться, это правильно и нормально. Нам надо просто вести свою проповедь, помогать людям, попавшим в зависимость от такого священника, а если еще не попали, то предотвратить. Живая проповедь, понятная людям, произносимая современным языком, на доступных, понятных примерах, будет прививкой против аберрации духовной жизни. Христос, обращаясь к своим слушателям, приводил очень понятные примеры из жизни. Вот все, что могу посоветовать, больше здесь ничего не сделаешь. Это проблема архиерея.
Как поступать верующим родителям, если дочь полюбила парня не из Церкви?
Слава Богу, что полюбила. Любовь – это двигатель жизни на земле. У меня опыт не совсем позволяющий давать в этой ситуации какие-то советы Мы с супругой учились в одной школе, в параллельных классах, и дружили с 14-15 лет. Естественно, мы не искали друг друга по принципу – крещеный или верующий, а просто влюбились, потом женились. Наши пятеро детей все взрослые, у них свои семьи. Трое сыновей и две дочери, певшие с детства на клиросе, регулярно исповедовались и причащались. Но наступил момент, когда дочери уехали учиться или после учебы искать работу. Обе они вышли замуж за крещеных, но нецерковных ребят. Мы к этому относились спокойно, не было мучительных переживаний по этому поводу. Были рады, что они нашли человека, который их полюбил, и которого они полюбили. У них сейчас крепкие семьи. Эти ребята со временем стали ходить в храм. Не скажу, что стали постоянными прихожанами, но, во всяком случае, они не сопротивляются этому, их жены — мои дочери, в храм их насильно не тянут. Это и моя позиция – не нужно никого никуда тянуть. Существует закон физики – сила действия равна силе противодействия. Этот закон применим и к отношениям между людьми. Если мы на кого-то давим, то человек точно с такой же силой давит на нас обратно. Не нужно ни на кого давить. «Возложи на Господа печаль твою, и Той тя препитает». Самое главное в вопросе поиска супруга или супруги и дальнейшей жизни – молитва. Молитва жен или мужей, если они церковные люди, молитва их родителей. Ежедневная, пожизненная искренняя молитва сделает гораздо больше, чем все наши переживания, перебирания, где бы найти именно такого, а не другого и т.д. Между людьми должна быть искра, взаимное притяжение, не обязательно основанное на общем мировоззрении, супругов должно тянуть друг к другу. Если это есть, если они по-настоящему полюбят, то все остальное в жизни устроится благодаря молитвам, благодаря их любви. Можно ведь ошибиться и когда соединяются два церковных человека. Завышенные требования – «Ты же верующий, ты почему так поступаешь?» — они очень печальные последствия производят в семье. Ну, полюбила дочь нецерковного человека, ну и слава Богу, если он ее тоже по-настоящему полюбил. Пусть создастся семья. Семья – это малая Церковь, в которую однажды зайдет Дух Святой и по совместным молитвам сотворит то, что нужно сотворить. Бог всем хочет спастись.
Обязательно ли совершать домашнюю молитву в платке?
Я редко домашнее правило совершаю в подряснике, с крестом. Человек должен быть аккуратно одетым, чувствовать присутствие Божие, не быть расхлябанным. Все остальное не имеет большого значение. Мы не всегда с матушкой молимся вместе — она может читать в своей комнате, я в своей. Но вижу, что она молится без платка, меня это совершенно не смущает. Главное, что человек молится, стоит пред Богом. А в храме есть определенные правила, которые в меру сил нужно соблюдать. Они может быть не так уж важны и обязательны, но коль существуют, надо стараться их придерживаться.
Может ли священник вынимать на проскомидии частички за нецерковных людей?
Я вынимаю частички за нецерковных людей, если они крещеные, если их родственники ходят в храм и просят за них молиться. Не знаю, правильно это или нет, но мне кажется, это проявление нашей веры, надежды, нашей любви к людям. Если мы делаем что-то не правильно, Тот, Кто принимает нашу жертву, волен принять или отклонить. Мы можем принести то, что Ему не угодно, Он это отсеет. Моя позиция такая по этому вопросу.
Если пришел в храм человек, который мучается, что-то в душе у него болит, но он никак не может получить то, что ожидает. Ни исповедь не приносит ему успокоения, ни молитва. Не может обрести настоящей веры, хочет поверить, но не получается. Как с ним быть?
Самое главное, к чему призваны священники – это молиться, мы ходатаи перед Богом. Вот надо за этого человека просто молиться. Не нужно переживать, если у тебя нет слов, которые в данный момент могут ему помочь. Просто молись за него, возьми его в орбиту своей ежедневной молитвы и приноси к Богу. И это, возможно, произведет гораздо больший результат, чем какие-то слова и действия. Не надо переживать, если у нас нет ответа на вопрос человека. Люди приходят с очень разными вопросами, и не всегда ты знаешь ответ. Это нормально. Не нормально, когда ты на все знаешь ответ. Можно просто честно человеку сказать: «Я не знаю, что тебе ответить, но я буду за тебя молиться», и если ты это сказал, то, пожалуйста, молись и это будет самым правильным. Вот что может сделать священник в этой ситуации.
Ходить ли матушке в приход, там, где служит ее муж?
Думаю, что это хорошо, но не обязательно. Недавно в Москве рукополагали в диакона нашего младшего сына. Его с матушкой приглашали на беседу. Мы знаем, что ставленник подписывает присягу перед принятием сана, так вот матушка тоже подписала некое подобие присяги о том, что она понимает всю ответственность того, что предстоит их семье. Что возможно, его куда-то переведут, будут трудности, в том числе и материального характера, и она к этому готова и будет стараться делить с ним крест судьбы священника. Вот это очень правильно. Всех ставленников и их жен нужно тщательно предупреждать обо всем плохом, что может встретиться в их жизни. Даже надо утрировать эти черные краски, чтобы потом не началось – а мы выгорели, а нам плохо. Чтобы люди помнили — это крест, и вы когда-то на него решились. Решились — идите и несите до конца. Вот это самое главное. А то, что они, возможно, будут ходить в разные храмы, ну что же сделаешь. Допустим, матушка не задействована на клиросе, в преподавании в воскресной школе или еще каком-то служении в приходе, пусть ходит в другой храм, если ей это удобно. Здесь, в Сибири, такие ситуации редки. В нашей епархии все практически матушки ходят именно в тот приход, где служит их батюшка. Но я не вижу проблемы, если она будет ходить в другой храм.
Беседовал чтец Кирилл Алексин
Усть-Илимск, декабрь 2019
(669)
