Слово в 19 неделю по Пятидесятнице

 «Тела животных, кровь которых вносится в скинию для очищения греха народа, сжигаются вне стана»

Это символ: греху нет места среди божиих людей, поэтому мертвая плоть сжигается очистительным огнем: грех, вошедший в жизнь людей, должен быть изнесен вон и должен быть истреблен. А кровь – это душа животного, это его жизнь. Кровь вносится во святилище, потому что все живое живет лишь вблизи Бога, Его благодатью, и кровь приносится в очистительную – в очищающую – жертву.

Так же казнят преступника: его отвергает общество, он исключен из общения с людьми, его выводят за город и казнят.

Но что произошло, когда Праведника вывели за город и казнили? Это значит: грех воцарился в обществе, и он восстал на праведность: Праведник должен быть казнен, а праведность истреблена.

Но ведь никто не мыслил такими категориями. Фарисеи – учителя благочестия, они призывали к праведности, они жили праведно, учили праведности. Они не потому убили Христа, что хотели воцарить зло. Так почему же? — Они просто не видели, что праведность в их руках умерла. Что они кормят людей мертвечиной.

Как умерла праведность? Почему фарисейская праведность стала мертвящей?

Вот слово апостола, которое, на первый взгляд, говорит об одной из граней многогранного явления. Но если вдуматься, то оно выражает общий принцип:

«Хорошо, если внутреннюю силу дает Божья благодать, а не законы о пище, потому что они не принесли никакой пользы тем, кто их соблюдает…» (Евр. 13: 9).

Праведность и инструкция, праведность по схеме или по расписанию – на что она годится?

Она годится только для реанимации.

Живой человек дышит произвольно, ходит произвольно, сердце его бьется в соответствии не только с физической нагрузкой, но и с эмоциональными переживаниями.

Но если вам когда-нибудь придется реанимировать человека, у которого остановилось сердце, и он перестал дышать, то вам предлагается действовать по схеме: определенное количество надавливаний на грудную клетку, чтобы сжать сердце, определенное количество принудительных вдохов (дышим изо рта в рот) и снова – массаж сердца и искусственное дыхание… Есть шанс, что сердце запустится, и пациент сам задышит. Или вы дотянете его до приезда бригады медиков, не дадите мозгу умереть от кислородного голодания. Тогда специалисты имеют больше шансов на успех.

Именно такими принудительными внешними воздействиями на вашу душу и являются молитвенное правило, которое вы «вычитываете», правила поста, которые вы соблюдаете со страхом. Потому что живая душа молится произвольно и к пище относится произвольно, как к подручному средству, не впадая в крайности ни влево, ни вправо. Надо что-то съесть – съел, сколько надо. Хочется что-то съесть – съел, если это по требованию организма. Не стал есть – если это по требованию похоти. В чем проблема? В том, что мы не можем разобраться и отделить одно от другого, и тогда начинаем наделять пищу каким-то духовным значением и придавать правилам поста самодовлеющую роль. Ни в каком виде пища не приближает нас к Богу и не отдаляет от Него: ни когда мы едим, ни когда мы не едим. Приближает нас к Богу духовное упражнение — воздержание с рассудительностью: не ем – что приобретаю, что теряю? Ем – что теряю, что приобретаю? А отдаляет от Бога беспечность и самонадеянность. Дух отступил – почему? Из-за печенюшки? Нет, из-за вожделения к ней и равнодушия к молитве.

Не смотрю, не читаю весь пост всякое «злободневное», и только тогда ближе к концу поста понимаю, что меня держало в этих передачах. Духовная потребность в духовной пище? — Ни в коем случае. Потребность в пище для тех страстей, которые они разжигают. Эти страсти хотят жить мною и потому требуют, чтобы я им служил. Я и служу. Потому на молитву приходится себя понуждать, ведь произвольная молитва, совершаемая по потребности, возможна только в живой душе, а не когда душа в коме. Пока мы находимся в этом мире, душа наша пребывает в коме, задушенная грудой проблем, забот, переживаний, стремлений и напряженной беготни за удачей, успехом, достатком, хотя бы обыкновенной стабильностью, и всё это в таком темпе, что банально не хватает «воздуха для дыхания» — как загнанная лошадь. Не надо обольщаться, будто мы особенные. Нашей особенности хватает на несколько минут в день. Конечно, это кое-что, потому что сознательно и произвольно. Но – ведь несколько минут, а не вся жизнь и даже не весь день… Что делать, если я хочу жить, а мир целенаправленно убивает во мне жизнь, подменяя ее суетой?

«Так выйдем к Нему за стан, неся Его унижения» (Евр. 13: 13).

Какие унижения, о чем речь? Все просто: кто хочет быть друг миру, тот враг Богу. Хотите быть со Христом, надо выйти из города, в котором воцарился грех. Выйти из общества, где служат страстям, мамоне, мещанским богам.

Как уйти, куда? Самое простое, что приходит в голову: в леса или в деревню, и там жить в скудости, но в душевной радости, которая от обилия благодати…

Но вот вопрос: откуда взяться обилию благодати в наших душах? Ведь не место, в которое мы уйдем, наполнит сердца благодатью. В этих сердцах уже живет то, что от избытка своего постоянно выплескивается наружу: зависть и гнев, похоти и злословие и прочее, и прочее… И куда бы я с этим не пришел, все станет так же, как сейчас: мои грехи воцарятся и в лесу и в монастыре.

Почему вообще ко мне приходит желание выйти из этого общества: потому что я полюбил жизнь без греха, или потому что мне надоело жить в грехе? А ведь это большая разница. Полюбить жизнь без греха у меня не было до сих пор никакого шанса, ведь я ни дня не прожил без греха. Устал от греха? – да! Не просто устал, я его ненавижу! Ну и что? Он продолжает царствовать во мне. Приходит когда захочет и говорит: «давай!». И я «даю».

Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю … желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. (Рим. 7:15, 18 — 20)

Вот так: не хочу – но делаю; хочу – но не делаю.

Выйти за стан – это не буквальный призыв удалиться в пустыню, это некоторым образом метафора. Это метафора непричастности делам тьмы. Это когда мир, окружая меня, не имеет надо мной власти, потому что не способен втянуть меня в свой круговорот, в «суету сует». Но возможно ли так обустроить свою жизнь, не убегая в пустыню? — Вот что говорит нам апостол:

«Я вот что, братья, имею в виду: времени остается в обрез, и надо, чтобы те, у кого есть жены, жили так, словно неженаты; те, которые плачут, словно не плачут; те, которые счастливы, словно несчастны; кто что-то приобретает, словно ничем не владеет; и тому, кто занят земными делами, не надо в них целиком погружаться. Потому что мир в его нынешнем облике уходит безвозвратно. И мне хочется, чтобы вы ничем не были озабочены» (1 Кор. 7: 29 – 32).

Правда, что-то не очень заметно, что этот мир уже уходит: он еще царит, он раздувается от важности и уверяет всех, что он тут навсегда… Но это выглядит так только потому, что мы внутри него и движемся вместе с ним, и потому не видим, под каким опасным креном его траектория. Очень явно и убедительно видно это совершающееся падение только тому, кто находится вне, и кто нашел для себя прямой путь. Мир стремительно несется к своему концу, называя это «прогрессом» (хотя любой школьник знает, что скорость нарастает только при движении с горы, отнюдь не в гору), а нас Христос призывает остаться с Ним. Эта истина верна в каждом поколении. Хотя конец еще не совершился в историческом времени, но он уже свершился в воле Творца, а выйти из всеобщего гибельного пике – задача каждого живущего, осознавшего себя живой душой и принявшего задачу сохранить эту жизнь, дарованную Богом.

Протоиерей Андрей Скрынько

27.10.2019

(199)